Мысли кружились хороводом, не давая покоя. Да-да, что сделает Стив, обнаружив здесь Джинни вместо Консепсьон?
Она нервно натянула одеяло повыше. Прозрачная шелковая сорочка, которую Джинни ухитрилась сунуть в узелок с пожитками, совсем не защищала от холода. Сумеет ли Джинни заставить мужа забыть прошлое?
И с этим последним вопросом на губах она уснула, измученная событиями долгого тяжелого дня. Разбудил ее оглушительный грохот ударившейся о стену двери. Джинни испуганно вскочила, не сразу вспомнив, где находится.
— Какого дьявола тут творится! Ни огонька во всем доме, чуть шею не сломал, наткнувшись на всю эту гору мебели в спальне. Что это тебе опять в голову взбрело?
Она бы узнала этот резкий гневный голос повсюду, и теперь, когда Стив наконец явился и к тому же принял ее за Консепсьон, горло ее так пересохло, что сказать что-то было невозможно. Джинни просто сидела не двигаясь, глядя, как он подошел к камину, подбросил дров и разворошил уголья, так что пламя мгновенно взметнулось к потолку. Она заметила, что Стив словно стал еще выше… Вот он подносит к губам бутылку… капли падают на грудь, видневшуюся в вороте простой белой рубашки… на широкие крестьянские штаны… и тут он наконец повернулся, проворчал что-то и окаменел.
Джинни, не отрывая взгляда от его лица, наблюдала, как ошеломленное недоумение постепенно сменяется неистовой, безумной яростью. Но она не испытывала страха, пока они у продолжали молча смотреть друг на друга. Черные волосы Стива были теперь чуть длиннее, чем она помнила, темные густые бачки доходили почти до челюсти, смыкаясь с тонкой линией усов. Холодные синие глаза резко выделялись на загорелой коже. Их взгляд пронзил ее тысячью кинжалов. По-прежнему ни слова не говоря, Стив откинул голову и снова припал к бутылке.
«Не могу. Не вынесу, — с отчаянием думала Джинни. — Пусть лучше убьет, только не смотрит так… Я должна что-нибудь сказать…»
Но когда наконец ей удалось открыть рот, все холодные, рассудительные слова, приготовленные заранее, куда-то улетучились, и с губ слетело лишь его имя.
— Стив… я… — прошептала она.
Презрительный гнев в голосе снова ударил, словно ножом.
— Клянусь Богом, — с таким же омерзением бросил он, — мой злой ангел не дремлет! Сначала наткнулся на два отрада карателей, а теперь на тебя… да еще здесь!
Сила его гнева была такова, что Джинни испуганно сжалась.
— Ах, какая честь для меня! Мадам Дюплесси, самая дорогая куртизанка в Мехико! Женщина, бросившая французского графа ради мексиканского полковника! Танцовщица-босоножка на интимных вечеринках Максимилиана — моя жена-шлюха!
И, увидев, как вспыхнули щеки Джинни, жестоко расхохотался:
— Неужели все еще способна краснеть?! Ты меня поражаешь! Должен сказать, что почти восхищаюсь твоей наглостью! Какой грязный трюк приготовила на этот раз? Спрятала солдат в каждой комнате, чтоб меня схватили?
Или решила сделать это сама, вероятно, у тебя под подушкой револьвер? Что случилось, мадам, с вашим острым язычком? Никогда не видел вас такой молчаливой!
Лишь Холодное отчаяние заставило Джинни найти слова, которыми можно было бы защищаться, любые слова, лишь бы заставить его понять, не изводить ее презрением и ненавистью.
— О Стив, почему ты так безжалостен? Почему не хочешь выслушать меня, попытаться узнать, что случилось. Если бы ты только дал мне шанс…
— Шанс, мадам? Какой шанс? Снова предать меня? Злорадствовать и радоваться собственной хитрости, как в последний раз, когда я вас видел? Будь ты проклята, лживая сука!
Нет, хватит, я сыт по горло твоим враньем и обманом! Почему ты сюда явилась? Что заставило тебя оставить веселье и развлечения Мехико? Какого черта тебе здесь надо?
Джинни не успела ничего ответить: Стив осушил бутылку и с бешенством запустил ее в стену; тысячи сверкающих осколков рассыпались по полу. Звон словно вывел Джинни из гипнотического состояния. Она вскочила, сияя полными непролитых слез глазами:
— Может, все-таки позволишь объяснить? Твой мистер Бишоп передал тебе со мной письмо. Пако привез меня сюда.
— Пако?! Клянусь Богом, твоя наглость не знает границ!
Неужели умудрилась и его соблазнить? А Бишоп, должно быть, рехнулся?! Доверять тебе… такой, как ты…
— А ты так же невыносим и тупоумен, как всегда, Стив Морган! Неужели не понимаешь: я думала, ты мертв! Как же не можешь сообразить, что Деверо сыграл с нами обоими небольшую шутку в тот день… и одурачил тебя так, что ты посчитал меня предательницей, его сообщницей… его… О Господи! Если я и стала такой шлюхой, то ради тебя, Стив.
Он обещал спасти тебе жизнь, если я…
— Спасти мне жизнь? Ты имеешь в виду тюрьму, в которую послали меня? Смеешь называть этот ад на земле жизнью?!
— Стив! Только выслушай меня…
— Нет! — Слово прозвучало пощечиной. — Что вы можете сказать мне, мадам Дюплесси? Если хотите спасти свою гнусную душонку, советую убраться с глаз моих, потому что, клянусь, если мне придется провести еще несколько секунд, глядя в это лживое лицо шлюхи, я сверну вам шею!
Но вместо того чтобы бежать, скрыться от обвиняющих глаз, Джинни, как была босиком, подошла к нему совсем близко, обняла и прижалась с силой, изумительной для такой хрупкой женщины.
— Я приехала сюда потому, что люблю тебя. Убей, если хочешь, делай все, что пожелаешь, мне все равно.
Из горла Стива вырвался почти звериный рык, пальцы сами собой сомкнулись на горле Джинни, лишая ее воздуха.
Перед глазами девушки заплясали цветные искорки; тиски сжимались медленно, очень медленно, голос Стива доносился будто издалека: